Мой друг, я буду в Питере с утра.
Пытаюсь спать под хохот, храп и бредни,
Уныло отгоняя комара...
Дежурный проводник включает бра,
Приносит чай, выслушивает сплетни.
За поездом бегут скелеты крон.
Метель всю ночь с подножки не слезала.
Схожу с ума.
(На пристань? На перрон?)
В нелепых декорациях ворон
Дверями машет здание вокзала.
Лирический герой едва живой.
Ты, впрочем, скажешь - просто накатило.
Куда идти? Стою на мостовой,
Как питерский патруль береговой,
Глядящий на замёрзшее светило,
В котором отражается Нева,
Балконы, крыши, бранные слова
И что-то, недослышанное мною.
Бистро - направо. Пеною пивною
От грустных мыслей лечится молва.
--
Мой друг, здесь души заперты в тиски
(Ведущих в небо) лестничных пролётов.
Вконец осатаневший от тоски,
Господь ночами слушает стихи
И забирает лучших рифмоплётов.
У Невской Лавры строен силуэт.
Просторный тротуар разносторонен.
В Аиде каждый сам себе аэд.
«Поэт в России - больше, чем поэт»,
Когда рождён, убит и похоронен.
Пора поднять грядущее со дна.
Спешу покинуть мрачные ограды.
За каждым аймаком лежит страна,
Но лучшего в упряжке скакуна
На полпути уводят конокрады
И гонят в Лавру. Вечен ледостав.
Забвенье спит, столетья распластав.
И гении смычка, пера и дроби
Глазами перекошенных надгробий
Глядят в унылый мира кенотаф.